КАССИРЕР ЭРНСТ - немецкий фи-ло-соф, пред-ста-ви-тель мар-бург-ской шко-лы нео-кан-ти-ан-ст-ва.
Учил-ся в университетах Бер-ли-на (с 1892 года у Г. Зим-ме-ля) и Мар-бур-га (1896-1899 годы, у Г. Ко-ге-на). При-ват-до-цент Бер-лин-ско-го (1906-1919 годы) и профессор Гам-бург-ско-го (1919-1933 годы, рек-тор в 1930-1933 годах) университетов. С 1933 года в эмиг-ра-ции в Окс-фор-де (Ве-ли-ко-бри-та-ния), в 1935-1941 годах в Гё-те-бор-ге (Шве-ция). Профессор Йель-ско-го (1941-1944 годы) и Ко-лум-бий-ско-го (с 1944 года) университетов (США). В 1-й пе-ри-од твор-че-ст-ва за-ни-мал-ся ис-то-рическими и ло-гическими ас-пек-та-ми тео-рии по-зна-ния, ори-ен-ти-ру-ясь на фи-лософские про-бле-мы ес-те-ст-во-зна-ния. Во 2-й пе-ри-од (1919-1933 годы), вый-дя за тра-диционные рам-ки нео-кан-ти-ан-ст-ва, соз-дал ори-ги-наль-ную фи-ло-со-фию куль-ту-ры. В позд-ний пе-ри-од об-ра-тил-ся к про-бле-мам фи-лософской ан-тро-по-ло-гии и со-ци-аль-ной фи-ло-со-фии.
В сочинении «Про-бле-ма по-зна-ния в фи-ло-софии и нау-ке Но-во-го вре-ме-ни» («Das Er-kennt-nisproblem in der Philosophie und Wis-senschaft der neueren Zeit», Bd 1-4, 1906-1957 годы) Кассирер рас-смат-ри-вал фор-ми-ро-ва-ние фун-даментальных на-учных по-ня-тий в об-щем куль-тур-но-ис-то-рическом кон-тек-сте эпо-хи, ус-та-нав-ли-вая взаи-мо-связь ме-ж-ду ес-тественно- на-учным тео-рия-ми и гос-под-ствую-щи-ми тео-ло-гическими и ме-та-фи-зическими воз-зре-ния-ми. Вслед за Г. Ко-ге-ном и П. На-тор-пом Кассирер уст-раня-ет из кан-тов-ской сис-те-мы по-ня-тие «вещь в се-бе»: «мно-го-об-раз-ное» опы-та соз-да-ёт-ся са-мим мыш-ле-ни-ем, со-от-вет-ст-вен-но про-стран-ст-во и вре-мя пред-ста-ют уже не как «транс-цен-ден-таль-ные фор-мы со-зер-ца-ния», а как из-на-чаль-ные об-ще-зна-чи-мые мыс-ли-тель-ные фор-мы, со-став-ляю-щие струк-ту-ру чис-то-го (т. е. ап-ри-ор-но-го) мыш-ле-ния (на-ря-ду с по-ня-тия-ми чис-ла, ве-ли-чи-ны, кау-заль-но-сти, взаи-мо-дей-ст-вия и т. д.). Ис-то-рический под-ход рас-про-стра-ня-ет-ся не толь-ко на со-дер-жа-ние по-ня-тий, но и на ка-те-го-ри-аль-ные струк-ту-ры рас-суд-ка.
В главном тру-де ран-не-го пе-рио-да - «По-ня-тие суб-стан-ции и по-ня-тие функ-ции. Ис-сле-до-ва-ние фун-да-мен-таль-ных во-про-сов кри-ти-ки по-зна-ния» («Substanzbegriff und Funktionsbegriff. Untersuchungen über die Grundfragen der Erkenntniskritik», 1910 год) об-раз-цом фор-ми-ро-ва-ния по-ня-тий для Кассирера стал про-цесс об-ра-зо-ва-ния ря-дов в ма-те-ма-тических функ-ци-ях. Кассирер под-верг кри-ти-ке он-то-ло-гизм и «суб-стан-циа-лизм» в тео-рии об-ра-зо-ва-ния по-ня-тий, имея в ви-ду пре-ж-де все-го ари-сто-те-лев-ско-лок-ков-скую сен-суа-ли-стическую «тео-рию от-ра-же-ния», ко-то-рая ос-тав-ля-ла на до-лю по-знаю-ще-го субъ-ек-та лишь пас-сив-ное вос-при-ятие впе-чат-ле-ний и их по-сле-дую-щую об-ра-бот-ку пу-тём аб-ст-ра-ги-ро-ва-ния. По-ня-тию «впе-чат-ле-ние» (Eindruck) - основному по-ня-тию тео-рии от-ра-же-ния - Кассирер про-ти-во-пос-тав-ля-ет по-ня-тие «вы-ра-же-ние» (Ausdruck), под-чёр-ки-вая твор-че-ски ак-тив-ное фор-ми-ро-ва-ние «кар-ти-ны ми-ра» че-ло-ве-че-ским соз-на-ни-ем.
Главный труд 2-го пе-рио-да - «Фи-ло-со-фия сим-во-ли-че-ских форм» («Phi-losophie der symbolischen Formen», Bd 1-3, 1923-1929 годы, русский перевод 2002 года). Здесь тра-диционный кан-ти-ан-ский во-прос «как воз-мож-но по-зна-ние?» транс-фор-ми-ру-ет-ся у Кассирера в во-прос «как воз-мож-на куль-ту-ра?». По-сколь-ку ло-гическая фор-ма те-ря-ет ста-тус выс-ше-го уни-вер-саль-но-го кри-те-рия, воз-ни-ка-ет не-об-хо-ди-мость в но-вом все-об-щем прин-ци-пе, ко-то-рый объ-е-ди-нял бы все фор-мы куль-ту-ры («фор-мы вы-ра-же-ния твор-че-ской энер-гии ду-ха»). Та-кой прин-цип Кассирер на-хо-дит в «сим-во-ли-че-ской функ-ции». Она пред-став-ле-на во всех этих фор-мах - в сло-вах и вы-ра-же-ни-ях язы-ка, в кон-ст-рук-ци-ях ми-фо-ло-гического мыш-ле-ния, в прит-чах и ал-ле-го-ри-ях ре-ли-гии, в об-раз-ах и ме-та-фо-рах искусства, в по-ня-ти-ях и фор-му-лах нау-ки. В «сим-во-ли-че-ской функ-ции» Кассирер ви-дит сущ-ность че-ло-ве-че-ско-го соз-на-ния: в зна-ке оно пре-ры-ва-ет своё не-пре-рыв-ное те-че-ние, яв-ляя внут-рен-нее иде-аль-ное со-дер-жа-ние че-рез внеш-ний, чув-ст-вен-но ощу-щае-мый ма-те-ри-аль-ный суб-страт, при-чём са-мо при-да-ние зна-че-ния - не про-сто фик-са-ция го-то-во-го смыс-ла, а его со-зи-да-ние, со-тво-ре-ние; чув-ст-вен-ная еди-нич-ность, не пе-ре-ста-вая быть та-ко-вой, яв-ля-ет соз-на-нию все-об-щее и мно-го-об-раз-ное смы-сло-вое со-дер-жа-ние. Фун-даментальная функ-ция соз-на-ния осу-ще-ст-в-ля-ет-ся в трёх основных фор-мах, ко-то-рые в он-то- и фи-ло-ге-не-тическом пла-не яв-ля-ют-ся фа-за-ми её эво-лю-ции, - в функ-ци-ях «вы-ра-же-ния», «изо-бра-же-ния (пред-став-ле-ния)» и «зна-че-ния». В кон-цеп-ции «сим-во-ли-че-ской фор-мы» Кассирер стре-мил-ся пре-одо-леть тра-диционную про-ти-во-по-лож-ность «эм-пи-риз-ма» и «идеа-лиз-ма», со-еди-няя две раз-де-лён-ные И. Кан-том сфе-ры тео-ре-тического и прак-тического ра-зу-ма: в по-ня-тии сим-во-ла «ре-гу-ля-тив-ные идеи» прак-тического ра-зу-ма при-об-ре-та-ют у Кассирера ста-тус «кон-сти-ту-тив-ных».
В «Опы-те о че-ло-ве-ке» («An essay on man», 1944 год, русский перевод 1998 года), главной ра-бо-те 3-го пе-рио-да, Кассирер оп-ре-де-ля-ет че-ло-ве-ка как жи-вое су-ще-ст-во, со-зи-даю-щее сим-во-лы. В «Ми-фе о го-су-дар-ст-ве» («The myth of the state», 1946 год), раз-мыш-ляя о судь-бах ев-ропейской куль-ту-ры и западной ци-ви-ли-за-ции в све-те со-бы-тий 2-й ми-ро-вой вой-ны , Кассирер кон-ста-ти-ро-вал не-спо-соб-ность че-ло-ве-че-ст-ва про-ти-во-сто-ять на-тис-ку по-ли-тических ми-фов: ми-фо-мыш-ле-ние ухо-дит кор-ня-ми в че-ло-ве-че-ские эмо-ции и по-то-му ни-ко-гда не ис-чез-нет.
Сочинения:
Тео-рия от-но-си-тель-но-сти Эйн-штей-на. П., 1922;
По-зна-ние и дей-ст-ви-тель-ность. По-ня-тие о суб-стан-ции и по-ня-тие о функ-ции. СПб., 1996;
Из-бран-ное. Опыт о че-ло-ве-ке. М., 1998;
Жизнь и уче-ние Кан-та. СПб., 1998;
Из-бран-ное: Ин-ди-вид и кос-мос. М.; CПб., 2000;
Фи-ло-со-фия Про-све-ще-ния. М., 2004.
Философия символических форм. Т. 1: Язык
Предисловие. Введение и постановка проблемы
Сочинение, первый том которого я предлагаю публике, в своих первоистоках восходит к исследованиям, подытоженным в моей книге «Понятие субстанции и понятие функции» (Берлин, 1910). При попытках приложить результаты этих исследований, касавшихся главным образом структуры математического и естественнонаучного мышления, к изучению проблем гуманитарных наук мне становилось все более ясно, что общая теория познания в ее традиционном понимании и ограниченности недостаточна для методического обоснования гуманитарных наук. Для достижения подобного обоснования представлялось необходимым принципиально расширить поле деятельности этой теории познания. Вместо изучения всего лишь общих предпосылок научного познания мира следовало бы перейти к точному разграничению различных основных форм «понимания» мира и как можно более четкому описанию каждой из них в присущей ей тенденции и духовной форме. И лишь тогда, когда подобная «морфология» духа будет обозначена по крайней мере в общих чертах, можно будет надеяться, что ясный методический общий взгляд и надежный принцип обоснования могут быть найдены и для отдельных гуманитарных наук. Наряду с учением о формировании понятий и суждений в естественных науках, в результате которого определяется «объект» природы в его основополагающих конститутивных чертах и «предмет» познания вычленяется в его обусловленности функцией познания, должно быть выработано аналогичное определение и для области чистой субъективности. Эта субъективность не растворяется в познающем взгляде на природу и действительность, но всегда оказывается действенной там, где вообще явление как целое рассматривается с определенной духовной точки зрения, формируясь с этой позиции. Необходимо показать, как каждая из этих возможностей формирования выполняет собственную задачу в созидании духа, подчиняясь соответствующим специфическим законам. Из занятий этой проблемой вырос план общей теории форм выражения духа, более подробно представленный во введении. Что касается деталей его реализации, то публикуемая первая часть ограничивается анализом языковой формы; второй том, который, как я надеюсь, появится через год, должен содержать набросок феноменологии мифологическо - го и религиозного мышления, в то время как третий и последний том должен дать изложение собственно «теории познания», т. е. морфологию научного мышления.
Разумеется, рассмотрение языка в соответствии с его чисто философским содержанием и с точки зрения определенной философской «системы» - рискованное предприятие, на которое со времени первых основополагающих трудов Вильгельма фон Гумбольдта не отваживался, пожалуй, никто. Хотя Гумбольдт, как следует из его письма 1805 г. Вольфу, полагал, что открыл искусство использования языка в качестве проводника, позволяющего и восходить к высотам, и проникать в глубины, постигать многообразие всего мира, однако развитие языкознания и философии языка в XIX в., очевидно, все больше и больше отодвигало подобную задачу на второй план. Вместо того чтобы быть кораблем философского познания, язык до сих пор, судя по всему, был склонен становиться непосредственным и наиболее мощным инструментом философского скепсиса. Но даже если отвлечься от этих следствий современной критики языка, для которой философия языка стала равнозначна отрицанию и расщеплению его духовного содержания, все большее влияние обретало убеждение, что философское основоположение языка, если оно вообще возможно, достижимо лишь средствами психологии. Идеал действительно универсальной, «философской» грамматики, к которому разными путями устремлялись еще эмпиризм и рационализм XVII и XVIII вв., был, казалось, раз и навсегда разрушен после того, как были заложены основы научного сравнительного языкознания: отныне оставалась только одна возможность - искать единство языка не в его логическом содержании, а в его возникновении и психологических законах этого становления. Вундт в своей монументальной работе о языке после долгого перерыва предпринял попытку охватить всю совокупность языковых явлений и подвергнуть их определенному духовному толкованию, а принцип этого толкования он позаимствовал из теории и методики психологии народов. Подчиняясь тому же вектору мышления, Штейнталь в своем «Введении в психологию и языкознание» (1871) попытался доказать применимость понятия апперцепции Гербарта в качестве фундамента анализа языка. Сознательно и резко противопоставив свою позицию основаниям представлений Штейнталя и Вундта о языке, Марти возвращается позднее (1908) к идее «универсальной грамматики и философии языка», понимаемых им как эскиз «дескриптивной семантики». Но и в этом случае попытка построения подобной семантики осуществляется чисто психологическими средствами; более того, задача философии в явном виде ограничивается таким образом, что ее область включает все проблемы, связанные с общим и закономерным в языковых явлениях, поскольку они «либо являются психологическими по своей природе, либо по крайней мере не могут быть решены без преимущественной помощи психологии». Казалось, что в этой области психологизм и позитивизм - несмотря на возражения, которые эти взгляды встречали в кругах самих языковедов, прежде всего у Кар - ла Фосслера, - не только утвердился в качестве методического идеала, но и был почти что возведен в ранг универсальной догмы. Правда, философский идеализм не прекращал борьбы с этой догмой, но и он не вернул языку автономной позиции, которую тот занимал в концепции В. фон Гумбольдта. Ведь вместо того, чтобы понимать его как самостоятельную, опирающуюся на присущие ему законы «форму», он попытался свести его к общей эстетической функции выражения. Действуя в этом духе, Бенедетто Кроче подчинил проблему языкового выражения проблеме эстетического выражения, включив первую во вторую, система философии Германа Когена также трактовала логику, этику и эстетику, а также философию религии в качестве самостоятельных разделов, в то время как основные проблемы языка затрагивались в ней лишь мельком и в связи с основными вопросами эстетики.
Эта ситуация объясняет, почему данное исследование в философском аспекте не могло продвигаться в пределах четко очерченного круга мыслей, а было вынуждено пытаться повсюду прокладывать себе свой методологический путь самостоятельно. Тем богаче были, однако, вспомогательные источники, открывавшиеся ему для изучения выбранной темы в тех результатах, что были достигнуты языкознанием со времени Вильгельма фон Гумбольдта. Хотя идея поистине универсального воззрения на язык предстает у Гумбольдта еще постулатом идеалистической философии, но затем этот постулат, по - видимому, все больше и больше приближался к своему конкретному научному осуществлению. Правда, именно это богатство материала, полученного эмпирическими научными исследованиями, создает для философского созерцания едва преодолимые затруднения. Ибо без этих частностей оно не может обойтись, однако в то же время, если оно желает оставаться верным своим собственным целям и задачам, оно не может полностью им подчиниться. Решение этой методологической дилеммы могло быть только одним: вопросы, с которыми в этой работе обращались к языкознанию, были сформулированы в систематической общей форме, в то время как ответы на эти вопросы в каждом отдельном случае добывались из самих эмпирических исследований. Следовало попытаться дать как можно более широкий обзор не только явлений одного круга языков, но структуры различных и в своих мыслительных основаниях далеко отстоящих друг от друга языковых групп. Правда, поле лингвистической литературы, к которой приходилось постоянно обращаться для консультаций, расширилось настолько, что цель, первоначально поставленная перед данным исследованием, отодвигалась все дальше и дальше, более того, я каждый раз вновь задавался вопросом, способен ли я ее вообще достигнуть. И если я продолжал движение по выбранному однажды пути, то происходило это потому, что я по мере проникновения в многообразие языковых явлений все более ясно ощущал, насколько и в этой области все частности взаимосвязаны и поясняют друг друга, словно сами собой включаясь в общую структуру. Данные изыскания и направлены на выявление и объяснение этой общей структуры, а не на рассмотрение каких‑либо частных явлений. Если гносеологический принцип, служащий им ориентиром, будет подтвержден, если описание и характеристика чистой формы языка, являющиеся целью данной работы, окажутся основательными, то многое из того, что было упущено в частностях, легко может быть исправлено и дополнено при последующем исследовании темы. Работая над этим сочинением, я сам слишком ясно убедился в сложности избранного предмета и ограниченности моих возможностей, чтобы не приветствовать с радостью любую критику знатоков этого предмета; чтобы облегчить такую критику, я везде, где речь шла об интерпретации и использовании конкретного языковедческого материала, указывал мои источники и использованных авторов настолько ясно, чтобы можно было проверить данные по первоисточнику.
Э. Кассирер отталкивается от понятия человека как деятельностного существа, производящего некие смыслы, символы. Самая главная характеристика человека - деятельность; именно труд определяет область человеческого. Язык, миф, наука, история составляют пространство его деятельности, это некие инструментарии, которые функционально используются человеком для порождения символа.
Работа Эрнста Кассирера «Опыт о человеке» стала одним из самых читаемых философских трудов своего времени, на протяжении нескольких десятилетий оставаясь основным учебником по философской антропологии и своего рода философским бестселлером. Почему это произошло? Исследуя вопрос «как возможна культура?», в рамках своей теории символических форм, Кассирер обращается к проблемам философской антропологии. В центр своего исследования Кассирер ставит актуальное понятие символа, видя в нём корень и основную проблему философии человека. Понятие «символ» постепенно входило в пространство философии. Практически каждый крупный мыслитель прошлого, так или иначе, обращался к категориям символа и символического, но не так как Кассирер. Притом, в большинстве случаев, понятие символа трактовалось в разном ключе. По моему мнению, это связано с чрезвычайной широтой и многозначностью этой категории. Символ гибок, подвижен, как и сама история. В связи с этим, каждая эпоха требовала переосмысления этого понятия. В разное время символ доминировал в мифе, искусстве, технологии. На протяжении истории, совершенно разные степени этого понятия акцентировались в философской мысли. Символ постоянно требовал и требует переосмысления.
Таким образом, труд Э. Кассирера - это попытка преодолеть кризис неокантианства путем вывода его в новое, культурологическое проблемное поле.
В истории философии человека пытались понять с помощь психологической интроспекции. Э. Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято только как функциональное, а не субстанциональное.
Отличительный признак человека -- его деятельность. «Философия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органическое цепое. Язык, искусство, миф, религия -- это не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что касается философии культуры, то она у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и разрозненных фактов.
С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородности.
Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Человек утратил свою первоначальную природу. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности, месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в механизме наследственности. Сходный регресс -- угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов -- не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.
Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Действительно ли притупление инстинктов -- продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.
Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглушенными» неразвитыми инстинктами. Виду в целом были присущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XX века обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.
Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э. Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Символическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, язык, субъект и т.п.
Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последовательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.
Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстанциального, бытия, обладают, прежде всего, функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.
Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.
Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она возникала из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.
Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершенным животным». Вовсе не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культура же не наследуется генетически. Из приведенных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.
Эрнст Кассирер(1874--1945) -- немецкий философ, автор монументального труда «Философия символических форм» (1923--1929). Кассирер, выходец из буржуазной еврейской семьи, учился в Берлине, Лейпциге, Гейдельберге и Марбурге, после чего преподавал философию и занимался теорией языка, первобытными культурами, мифологией, религией и литературой в университетах Берлина, а затем Гамбурга, где стал профессором (1919), а позднее (1930) -- ректором. С приходом к власти Гитлера был вынужден уйти в отставку и эмигрировал, сначала в Англию, Швецию, а потом -- в США (1941), где до конца жизни преподавал сначала в Иельском, затем в Колумбийском университетах. В своей последней крупной работе «Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры» (1945) Кассирер подробно останавливается на практике немецкого нацизма, жертвой которого стал и он сам.
В основе его концепции культуры -- человеческая способность к массовой, систематической и постоянной символизации, иными словами, подход к культуре преимущественно с позиций семиотики.
По Кассиреру, логика окружающего мира неотделима от логики знаков, ибо знак или символ -- не просто оболочки мысли, но и ее необходимый инструмент. Словесные и иные знаковые обозначения в повседневной жизни, науке и искусстве не только передают во времени и пространстве ту или иную информацию, но придают ей определенную форму и сохраняют ее на века, образуя огромный и избирательно пополняющийся мир человеческой культуры.
Истоки культуры Кассирер ищет не в глубинах некоего божественного духа, как Кант и Гегель, не в инстинктах человека, как Фрейд и этологи, не в его потребностях, как Малиновский, и не в его социальной организации, как Парсонс, а в его способности творить некий искусственный, окружающий нас мир, обозначая реальность определенными символами. Язык, наука, искусство, религия, мифы суть составные части символического круга, в котором живет и страдает человек. То обстоятельство, что он, в отличие от животного, обладает окружающей его символической системой, и составляет специфику его жизни. По сравнению с другими живыми существами человек находится как бы в новом измерении действительности, живет не просто в физической, а в символической вселенной. Язык, миф, искусство, религия, все наши духовные проявления -- части этой вселенной. Они как нити сплетаются в плотную символическую сеть, которая, хотя и накапливает человеческий опыт, но порой заслоняет от нас реальность. Наш духовный прогресс в мысли и опыте только тому и служит, что делает эту сеть все более сложной и непроницаемой для здравого смысла естественного человека. В той мере, в какой возрастает его символическая активность, физическая реальность для него отходит на второй план. Отсюда огромная разница в восприятии мира, скажем, между каким-нибудь европейским ученым и современным южноамериканским дикарем. «Цивилизованный» человек уже не может иметь дело непосредственно с вещами, а взаимодействует с ними не иначе, как с помощью искусственных средств, языковых форм, художественных образов, мифических символов, религиозных обрядов. Исходя из этого Кассирер предлагает называть человека не мыслящим животным, как это уже стало традиционным, а символическим животным, имея в виду тот очевидный факт, что у животного, в отличие от человека, нет внутреннего мира, нет воображения.
В ответ на полную загадок и опасностей реальность человек как бы уходит в себя, в свою внутреннюю вселенную и живет там своими мыслями и идеями. А животное сделать этого не может, оно накрепко привязано к «здесь и теперь» и всегда ориентировано лишь на внешний и вполне реальный мир. Важной культурологической темой у Кассирера является тема мифа как одного из важнейших объединительных и одновременно иллюзорных элементов любой культуры.
Философ особо останавливается на идеологических мифах современности, со строго антропологической точки зрения ничем не отличающихся от мифов античного мира или примитивных и первобытных народов. Взгляд на человека как на неотъемлемую часть животного мира, обладающую, однако, свойственными лишь людям социокультурными качествами, всегда был определяющим в классической антропологии. При этом, по мнению ученых-естествоиспытателей, в ходе длительной эволюции соотношение между «природным» и «человеческим» в рамках биологического вида Гомо сапиенс неуклонно менялось в пользу последнего. Человек из существа естественного, живущего инстинктами и чувствами, постепенно превращается в некую искусственную, скованную ограничениями и правилами структуру, подчиненную прежде всего разуму, точнее -- оторванному от реальности абстрактному мышлению. О скрытных опасностях такой трансформации, как известно, говорили многие выдающиеся умы, в том числе Руссо, Ницше и Фрейд.
Анализируя философию Э.Кассирера, можно прийти к выводу, что этого исследователя с трудом можно назвать истинным неокантианцем. Действительно, хотя трансцендентальный метод как способ постановки вопросов Кассирер заимствовал у своего учителя Г. Когена (а тот в свою очередь у Канта), его трансцендентальная философия приобрела совершенно новую форму, поскольку сконцентрировалась не на научном познании, а на намного более широком понятии «миропонимания», позволившем раздвинуть традиционные границы рациональности и перейти к пониманию науки как к одной из форм культуры.
Уже историко-философские работы Кассирера о философии Возрождения и философии эпохи Просвещения, но особенно его философия символических форм и исследование «мифа о государстве» свидетельствуют о том, что его можно лишь весьма условно, «по происхождению», причислять к марбургскому неокантианству.
Кассирер считает, что понятия, которыми оперирует современная наука, не являются отражениями действительности, и их отношение к ней определяется не взаимным содержательным сходством, а логическим подобием. Поэтому вместо требования единства субстанции как методологической основы познания Кассирер, вслед за Кантом и своими непосредственными учителями, выдвигает требование функционального единства всех познавательных процессов.
Поскольку бытие как объект науки не является изначально данным, завершенным в себе единством, а имеет смысл проблемы, которую необходимо решить, поскольку познание не просто описывает его свойства, а открывает в нем все новые, до сих пор неизвестные его аспекты, постольку лишь функциональное единство познавательных процессов является гарантом объективности и достоверности знания. До понятия предмета можно дойти лишь через понятие отношения - подчеркивает Кассирер. Это означает, что поскольку понятийная деятельность предшествует восприятию и организует чувственные данные, то действительность не отражается сознанием, а конституируется им. Таким образом, объект превращается в «функциональную форму» и представляется прежде всего как смысл, который предстоит раскрыть и содержание которого варьируется в зависимости от того, в каких метафизических и эстетических координатах он формируется. По мнению Кассирера, настоящее богатство бытия развивается лишь из богатства смыслов. Такая феноменологическая трактовка бытия как смысла, который раскрывается человеку в ходе его деятельности, направленной на миропонимание, позволила Кассиреру прийти к признанию плюралистичности вселенной и множества альтернативных способов ее постижения, совокупность которых составляет универсум культуры.
Заимствовав эстетические принципы описания своей феноменологии духа у Гегеля, Кассирер решает на место логического понятия, являющегося центральным в системе Гегеля, поставить другой элемент, который выполнял бы такую же системообразующую роль и позволил бы установить идеальную связь между различными формами проявления духа, не угрожая индивидуальному своеобразию ни одной из них. В качестве такого элемента Кассирер выбрал символ. По его мнению, посредством символа происходит всякое оформление духа в его отдельных направлениях при сохранении особой природы и специфического характера каждого из них.
Благодаря своей природе как духовной энергии по означиванию, по наделению смыслом чувственных представлений, символ имеет универсальную значимость, а как особое направление означивания он способен к изменению своих значений. Вследствие сочетания этих двух признаков - универсальности и изменчивости - он становится центральным понятием философии культуры Кассирера.
Кассирер пишет, что культура возможна как система символических форм. Реальности нет вне форм, только они и реальны, и, стало быть, формы не покрывают и не открывают ничего, кроме себя. Культура будет существовать и развиваться, пока не иссякнут формообразующие силы, которые в конечном итоге должны исходить от нас. Такое предсказание дает немецкий философ. «Трагедия культуры», ставшая «притчей во языцах» современной западной философии, оказалось трагедией неумения беглого чтения знамений времени.
Темп социальных событий намного опередил ценз грамотности культурфилософов, читающих по слогам текст, требующий быстрого прочтения. Но при этом Кассирер избегает фаталистического пессимизма с его ужасными пророчествами и видениями катастроф. Он считает, что освобождается путь для творческой деятельности человека, способного принимать решения, исходя из своих сил и своей ответственности, и ясно, что то, каким будет это решение, определит направление развития и будущее культуры. Кассирер призывает, не искать смысла за символами, а учиться прочитывать его в них самих, так как они тождественны смыслу.
Одной из важнейших заслуг культурфилософии Кассирера является создание общей теории значения, дающей возможность методологического обоснования гуманитарных наук. По мнению этого исследователя, только после того, как будет создано общее «учение о формах духа», станет возможным обоснованное понимание связи отдельных гуманитарных дисциплин и правильное истолкование их функций. Кассирер считал свою теорию попыткой адекватного отражения всей полноты жизни, а так же системой, дающей метод для изучения наук о культуре.
Понимание феномена культуры связано с последовательной аналитикой различных культурных форм как в плане генезиса, так и структурно-типологическом плане. Заслуга Кассирера состоит в том, что он сумел обнаружить принцип постижения культурного космоса в моментальном акте целокупного видения, без которого вряд ли было бы возможным успешное применение аналитических процедур, и связан этот принцип с деятельностью сознания, сделав тем самым возможной постановку вопроса о высшем предназначении человека, в котором проявляется его собственно человеческая сущность.
Кассирер считает, что человеческую культуру в ее целостности можно описать как процесс последовательного самоосвобождения человека. Дух, первоначально связанный с чувственным субстратом, постепенно освобождается от своей зависимости от него и из пленника природы превращается в творца мира. При этом мотив эмансипации человека посредством культуры следует понимать не как утверждение господства, а как утверждение равноправия и самостоятельности человека по отношению к природе.
Язык, искусство, религия, наука суть различные стадии этого процесса самоосвобождения. В каждом из них человек проявляет и испытывает новую возможность - возможность построения своего собственного «идеального» мира. Философия не может не принимать участия в поиске основополагающего единства в этом идеальном мире. Нельзя, однако, путать это единство с простотой.
Нельзя пройти мимо напряжений и трений, резких различий и глубоких конфликтов между этими различными способностями человека. Ведь они не сводимы к общему знаменателю: они разнонаправлены и подчинены различным принципам. Но эта множественность и несопоставимость не означают несогласованность и дисгармоничность: все эти функции восполняют и дополняют друг друга, каждая из них открывает новый горизонт и показывает новый облик человечества. Диссонантное само находится в гармонии с собой. Противоположности не взаимоисключают, а взаимообусловливают друг друга.
Феноменология символических форм Кассирера выступает в виде «феноменологии субъекта», позволяющей учесть своеобразие этнических, социальных, культурных и прочих факторов в описании единого культурного космоса при сохранении индивидуальности элементов и целостности систрмы. Признание равноправия множественных человеческих технологий по освоению действительности и как следствие признание плюралистичности человеческого бытия считается многими исследователями (например, Кройсом, Петцольдом) одним из достоинств философии Кассирера, позволяющим говорить о ней как о подлинной философии модерна. Поскольку истина может открываться человеку различными сторонами, обнаруживая различные свои смыслы, то многообразие путей, равно ведущих к истине, составляет то многомерное бытие, внутри которого локализован человек. Активность миропонимания, находящая свое воплощение в разнообразных символических практиках, в создании новых символических систем, в постоянном переосмыслении символов, является характерной чертой эпохи модерна, которая нашла свое отражение и в философии Кассирера.
Кассирер называет человека «животным символическим». Предлагаемая философом дефиниция является уточнением и расширением предыдущей, кроме того она получает новое этическое измерение, поскольку расширение определения человека от animal rationale до animal symbolicum утверждает равноценность всех видов духовной деятельности человека: науки, мифа, религии, искусства и других и тем самым лишает научное познание мира его абсолютного приоритета над всеми другими видами культурного творчества.
Признание универсальности и единства символической функции сознания на всем историческом пути развития человечества, с одной стороны, гарантирует возможность взаимопонимания различных типов культур, а с другой стороны, исключает тезис о культурном превосходстве одних народов над другими. Тезис об иерархии культур заменяется о различии культур.
Человек является творцом символов - «идеального мира» - и благодаря этому обретает себя и приходит к знанию окружающего.
Символ представляет собой чистую функцию мысли, чистое духовное выражение, осмысление чувственного. Символ предваряет всякий опыт; он есть динамическое начало -принцип всего - что -ни есть, чистый феномен, причина. Все попытки десимволизации заведомо обречены на неудачу, так как преодолеть символ мы можем не иначе как символически же.
По Кассиреру, культурная действительность наличествует лишь в символических формах. Факт культуры есть факт наличия разнообразных символических форм, которыми мы конструируем мир. Язык, миф, религия, наука, искусство суть формы символа. В связи с этим Кассирер не перестает подчеркивать, что предметом научного исследования является только форма и что речь идет о нахождении принципа формооборазования, или о построении самой реальности.
В символической функции, полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания - его способность существовать через синтез противоположностей. Во-первых, в символе сознание прерывает и фиксирует свое непрерывное течение. Во-вторых, оно может явить нам свое внутреннее идеальное содержание только через внешний, чувственно ощущаемый материальный субстрат. При этом само придание значения - это не просто фиксация готового смысла, а его создание, со-творение. В-третьих, чувственная единичность, не переставая быть таковой, представляет сознанию в единстве значения всеобщее и многообразное.
Символическая функция как фундаментальная функция сознания реализуется в трех основных типах, которые в онто- и филогенетическом плане являются ступенями ее эволюции - в «функции выражения», «функции изображения», «функции значения».
Символы - это высшие ценности человеческой культуры. Усваивая старые и творя новые символы, человек выражает духовно - смысловое в материально-чувственном, динамичное в стабильном, многое в едином, но тем самым он добивается индивидуальной свободы и «бессмертия», поскольку таковые мыслимы только через включение й культуру посредством усвоения и умножения человеком общезначимых человеческих ценностей.
Существенной стороной духовной деятельности человека является то, что вся она совершается в рамках познания мира, принимая специфическую форму миропонимания. Важной особенностью гносеологии Кассирер в этой связи следует признать то, что познавательная функция не составляет исключительную привилегию науки, так как, во-первых, знание о мире существовало до появления науки, а во-вторых, и с появлением науки сохраняются альтернативные виды знания. Функция познания присуща всем символическим формам, поскольку познание равнозначно постижению смыслов предметов.
Важной особенностью символических форм является то, что они представляют собой живые и развивающиеся системы, которые аккумулируют и транслируют исторический опыт человечества. Феномены культуры в концепции Кассирера не противостоят человеку, отчуждаясь от него, а представляют жизнь на этапе, когда естественная история трансформировалась в культурную историю человечества.
В символах, которые производит и которыми пользуется человек, выражается его индивидуальность. Поэтому культура предстает как способ жизни, как сфера экзистенции человека, как постоянный процесс и результат творчества, в котором человек обретает свою сущность и утверждает ее.
Одной из символических форм является миф. Согласно Кассиреру, миф не следует рассматривать как систему догматических верований. Он в большей мере исходит из действий, чем из образов и представлений. Если нам даже удаётся расчленить миф на его концептуальные элементы, мы не сможем уловить его статического жизненного принципа, являющегося динамическим по своей природе.
Специфику мифа Кассирер рассматривает в трех направлениях, так как миф дан как форма мысли, как форма созерцания и как форма жизни. В результате теоретических изысканий философ приходит к выводу, что миф -это особое явление. Он возникает из экзистенциальной потребности человека примириться с действительностью. Главным источником возникновения мифов является осознание человеком конечности своего бытия, что рождает у него непереносимое чувство тревоги. Желая избавиться от нее, человек создает мифы.
Мифическое сознание нерасчлененно, едино, синкретично. Поэтому мифу чуждо отделение идеального от реального, разделение между миром непосредственной реальности и миром опосредованного значения.
Но при этом Кассирер считает, что миф живет до сих пор. Засилье мифа в политике XX века Кассирер истолковывает как искусственный возврат к типу мышления, господствовавшему в эпохи до Нового времени, как победу социального атавизма. Философ считает, что миф обретает свою вековую силу в критические моменты общественно-политической жизни.
Устарела только исходная идея Кассирера, об архаичности мифа. В самом деле: сейчас у нас много говорится о «политизации» массового сознания, но плодотворнее всего представить происходящее в России как, во-первых, смену основополагающих мифор, ответственных за конструирование реальности, и, во-вторых, как борьбу соперничающих мифических систем. «Идеология» рациональна, а миф «экзистенциален». Именно он способен втиснуть «в один слог всю гамму человеческих страстей», как это и показывает Кассирер. Нетрудно убедится, что многие печатные издания и политические партии предлагают нам сегодня скорее миф, нежели «идеологию». Поэтому работы Кассирера являются интересными и актуальными.
Итак, миф в концепции Кассирера не что иное, как продукт творения человеческого духа, но исходя из того, что он является одной из культурных форм, оказывается, что и другие культурные формы представляют собой результат деятельности той же силы. Отсюда следует вывод, что для Кассирера культура представляет чисто духовную реальность, сферу, где происходит развитие человеческого сознания. Она никоим образом не связана с условиями материальной жизни людей.
Хотя у Кассирера было немного прямых последователей (Э.Панофски, К. Лоренц, в США - С. Лангер), его философия оказала большое влияние на всю европейскую (особенно немецкую) философию и социологию культуры, философскую антропологию, а так же нашла отклик в англо-американской среде. Близкие идеям Кассирера возрения были развиты во французском структурализме. Отталкиваясь, в частности, от них, а так же от работ Панофски, Пьер Бурдье выдвинул свою «социологию символических форм».
Кассирер является одним из немногих мыслителей XX в., чьи взгляды оформились в систему. Его культурфилософия стала своеобразным осмыслением различных фрагментов бытия человеческой культуры в рамках масштабного опыта по освоению действительности. В качестве связующего принципа здесь выступает полифункциональность сознания, берущая свое начало в априорных символических понятиях.
Однако благодаря этому принципу символизм зарекомендовал себя не только как метод, позволяющий осуществить синтез, но и как метод анализа различных феноменов культуры и как метод, на котором могли бы основываться частные гуманитарные науки.
Сам Кассирер продуктивно использовал этот метод не только в применении его к антропологии, но и для анализа мифа, языка, искусства, науки. Кроме него, к его методу обращались К. Лоренц- в антропологии, П. Бурдье при создании социологии символических форм, М. Мерло-Понти при написании «Феноменологии восприятия».
Благодаря универсальному характеру теории символических форм философия смогла, охватив такие сферы, как миф, техника и экономика, превратиться, как того требовал от нее Кант, из школьного понятия во всеохватывающую науку, способную обслуживать существенные цели человечества за счет расширения традиционных горизонтов рациональности и осваивать область, всегда лежавшую за пределами строго научного знания - жизнь на стыке субъективного и объективного во всей ее конкретности, эмоциональности, текучести и поэтому неуловимости.
С помощью символических форм Э. Кассирер в своих трудах объясняет семиоти-ческие концепции человека и культуры, в которых homo рассма-тривается как «животное символическое», а культура как умение создавать символы. Основатель семиотики Э. Кассирер все формы культуры (язык, искусство , мифологию, религию , науку) представ-ляет как виды символической деятельности. В рамках каждого вида создается свой язык, знаки которого поначалу имеют сходство с тем, что они отображают. Постепенно сходство утрачивается, а сам знак становится абстрактным символом, которому можно приписать дру-гие значения. Поэтому иногда язык из средства понимания превра-щается в код, требующий расшифровки. Знание языка становится признаком принадлежности к группе, то есть, удобным средством идентификации.
Не-мецкий философ Эрнст Кассирер рассматривал язык в качестве главного фактора антропогенеза , основного параметра в становлении антропоса. Язык — это такой вид деятельности, который выделяет человека из чисто природного существования. Точнее, язык у Касси-рера — символическая деятельность.
Культура в его концепции пред-стает как созданная человеком символическая среда (неприродная реальность), воздвигнутая между ним и миром физической природы. Она является чем-то вроде буфера и одновременно опосредующим звеном, помогающим антропосу вживаться в мир и познавать его.
Кассирер в поиске ответа на насущный вопрос антропологии — что есть человек — размышляет, что мы не можем определить его через «сущность», потому что не можем найти такие свойства и качества антропоса, которых бы не было у животных. Мы не можем определить человека через способности и инстинкты, потому что они свойственны также животному миру. Поэтому Э. Кассирер предлагает определять основы человеческого бытия через деятельность. При этом философ убежден, что «непрерывность и феномен человека подчиняется тем же законам, которым подчиняется общий процесс органической жизни», то есть, эволюция человека продолжает закономерные процессы развития природного мира. Удостоверяя биологическую сущность человека, Кассирер создает свою формулу его описания по аналогии с предшествующими дефинициями («чело-век — это трудящееся животное», «человек — животное разумное», «человек — говорящее животное»). Кассиреровское определение зву-чит следующим образом: «человек — животное символическое ». Умение создавать символы отличает человека от всех других живых существ.
В отличие от животных, непосредственно воспринимающих окружающую действительность, человек создает вокруг себя «зна-ковую среду», собственно культуру. Он воспринимает мир не на-прямую (стимул — реакция), а опосредованно, через образы и представления, возникшие в нашем сознании . Представьте себе го-лодного зверя , которого неприятные ощущения в желудке вынуж-дают к непосредственному действию добывания пищи . Человек же действует как будто по велению разума, а не желудка. Он успевает подумать: хочется кушать, пора идти в столовую, или приготовить что-нибудь. Он словно отдает себе отчет и ставит цели, строит план, как действовать, даже если мысли не облечены в слова, а возникают в расплывчатой и туманной форме образов памяти, желания и т. п. Чувственные представления (вызванные осязательными, зрительны-ми, вкусовыми ощущениями), закрепляются в понятиях, с помощью которых можно обучать, наставлять, передавать опыт. Понятия в свою очередь фиксируются в каком-либо характерном знаке (слове, звукосочетании, жесте, картинке). Интеллектуальная работа ведет от простых ощущений к созерцанию и представлению. По определению Э. Кассирера, культура выражается в творении определенных символических форм, определенных идеальных образных миров. Словом, человек выстраивает между собой и природой систему сим-волов, позволяющих ему осознавать и понимать окружающую дей-ствительность.
Некая врожденная потребность, «ментальная активность» (по Кассиреру, обусловленная Духом) заставляет человека создавать язык, творить миф, искусство, науку. Эти различные виды симво-лической деятельности составляют культуру и представляют собой не сводимые друг к другу, самостоятельные пути познания, способы восприятия, посредством которых описывается какая-либо сторона действительности. Все виды символической деятельности вместе в культуре создают целостный образ мира. Каждый вид деятельности создает свои знаковые формы. Наряду с миром языковых и понятий-ных знаков существует образный мир знаков, созданных искусством и мифом . Все знаки претендуют на объективность, в них закреплено определенное, устойчивое значение. Вместе с тем, знаки во всех ви-дах символической деятельности, будь то искусство, религия, язык, миф или наука, претерпевают в ходе своего развития определенные изменения.
Э. Кассирер пишет о трех этапах эволюции символических форм: миметический, аналогический и символический.
Например, мы легко воспринимаем изобразительное искусство, созданное художником-реалистом из другой страны, потому что живописный образ в этом случае является миметическим знаком, в котором отображаемый предмет похож сам на себя. При этом мы не сможем понять речь того же автора, если мы не обучены иностранному языку, на котором он говорит. Все три стадии, по мнению Э. Кассирера, проходят в своем развитии знаки, возникшие в любом виде деятельности: слова языка, письменные знаки, мате-матические символы.
Действительно, родители сначала учат детей считать с помощью вполне конкретных предметов, дети сла-гают, делят и отнимают конфеты, яблоки, игрушки. Затем на сме-ну реальным предметам приходят счетные палочки, заменяющие конфеты. И, в конце концов, дети овладевают цифрами (абстрактные символы), которые уже не обозначают ни конфеты, ни яблоки и апельсины, а являются абстрактным знаком для обозначения коли-чества предметов (любых), кстати, и не только предметов. В исто-рии живописи и скульптуры первичные миметические образы тоже дошли до стадии абстрактных символов. В религии и мифологии изначальные конкретные, очень чувственные знаки-образы богов (в облике животных или человека) позднее были заменены услов-ными обозначениями и отвлеченными символами (крест, круг).
Таким образом, в каждом виде символической деятельности складывается своя система знаков, с помощью которых описывается реальность. В рамках любого вида знаки проходят одни и те же ступени эволюции.
Первая стадия названа миметической (от гр. «мимезис» — под-ражание). На этом этапе знаки еще не отошли от природных форм, близки им по начертанию (изобразительное искусство), по акустическому звучанию (звукоподражательная теория происхождения языка). Действительно, в первобытной наскальной живописи изображения очень реалистичны, они весьма точно воспроизводят облик животного. Между прочим, и письменные знаки первоначально представляют собой не аб-страктные символы — буквы, а рисунки, воспроизводящие по-нятие. Даже иероглифы близки к рисуночному письму, сохра-няющему сходство с реальным обликом предметов, которые они обозначают. Словом, знак похож на то, что он обозначает. Он выступает как обобщающее понятие, описывающее множество частных схожих, одинаковых предметов. Материал с сайта
Вторую стадию Э. Кассирер назвал «аналогической». На этом этапе знаки не повторяют прототип, словно зеркальное отра-жение. Но и сходства с обозначаемым предметом он полно-стью не утрачивает. В знаке фиксируется какая-либо наиболее значимая, наиболее выразительная деталь, способная вызвать в памяти по ассоциации или аналогии целостный образ само-го обозначаемого объекта. Так, в изобразительном наскальном искусстве вместо реалистичного изображения быка появляется более условное изображение головы с рогами. Здесь уже нет полного воспроизведения облика животного, в качестве знака выступает самая характерная для визуального восприятия де-таль. Иероглифические рисунки в письменности становятся на стадии аналогии более схематичными: обобщенный силуэт, от-сутствие деталей, преувеличение одной какой-либо черты. Сле-дует повторить однако, что по аналогии сознание схватывает связь с отображаемым объектом и устанавливает значение.
На последней стадии, названной Э. Кассирером собственно «символической», сходство с обозначаемым предметом утрачи-вается полностью. В самом знаке никакой связи с тем, что он означает, обнаружить не удается. Знаки-символы абстрактны, поэтому понять, прочитать их можно только при условии знания их расшифровки. То есть, необходимо специально обучаться их пониманию.
Ход развития знаков внутри каждой системы свидетельствует, что они становятся все более сложными, утрачивают сходство с обо-значаемыми объектами, становятся абстрактными, благодаря чему в один знак можно уместить несколько различных значений, иногда противоречивых. Символическая система поначалу выступает по-средником познания, помогая человеку понять природу, а затем, по мере усложнения и нагромождения символов, загораживает и отда-ляет его от истины. Э. Кассирер печалился, что культурные творения человечества, чем богаче и разнообразнее они становятся, все дальше уводят человека от «первоисточника его собственного бытия», то есть Бога. Чем сложнее символы в рамках каж-дого вида деятельности, тем менее доступными для понимания они становятся, что затрудняет общение
